На чаше весов. Следствие ведёт Рязанцева - Елена Касаткина
— В чём дело? — сердито пробурчал директор и, заглянув под стол, вынул оттуда чёрный кожаный портфель. — Вы кто такая и что здесь делаете?
— Моя фамилия Рязанцева, я следователь.
— Следователь? — директор вернул портфель на место, расправил плечи и зачем-то вытянул шею, отчего ещё больше стал похож на одуванчик. — А что понадобилось следователю в цирке?
— В цирке, в общем-то, то же, что и всем, а вот от вас мне бы хотелось получить кое-какую информацию.
— Какую информацию? — недоумевал директор. — Что, в конце концов, случилось?
В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет влетел красивый молодой человек кавказской внешности. Мужчина одарил Рязанцеву жгучим взглядом из-под густых чёрных бровей и обратился к директору:
— Викентий Гаврилович, Искра слегла. Я же предупреждал…
— Рашит, я занят, зайди позже.
— Когда позже? Номер же срывается!
— Я сказал, позже, — повысил голос директор и стукнул кулаком по столу.
Красивый кавказец снова взглянул на Лену, усмехнулся, но перечить директору не стал и вышел.
— А разве у вас не только лилипуты выступают? — удивилась Рязанцева.
— Нет, конечно, только в первом отделении, во втором у нас джигиты, как видите, вполне нормального человеческого роста. А вас кто интересует?
— Понимаете, мы расследуем убийство двух маленьких мальчиков…
— А мы здесь при чём? — испугался одуванчик.
— Рядом с трупом был обнаружен след обуви редкого размера — тридцать четвёртого. По характеру преступления можно утверждать, что совершил его человек взрослый, обладающий достаточной силой, чтоб задушить семилетнего ребёнка, но маленький размер ноги, говорит о том, что преступник был невысокий.
— Лилипут? — обомлел одуванчик.
— Вполне возможно.
— Так вы на кого-то из наших думаете? — Директор наклонился вперёд.
— Мы не думаем, мы предполагаем.
— Этого не может быть, нет, мои артисты не убийцы, зачем им это, к тому же они только в пятницу вернулись из гастролей.
— В пятницу? — разочарованно переспросила Лена и сникла.
— Да, почти всю страну объездили со своим шоу. Около года дома не были.
— А все ездили? Или может кто-то здесь оставался?
— Весь состав шоу лилипутов «Маленькие звёзды». Это я вам точно могу сказать. Все лилипуты до единого.
* * *
— Ты неисправима. Вот чего тебя понесло за кулисы, скажи на милость? — Миша говорил, улыбаясь, но недовольство читалось в несвойственной ему интонации.
— Ух ты, «на милость», ты никогда не использовал подобные фразеологизмы. Что с тобой, ты заболел? — Лена протянула руку к его лбу.
— С тобой ещё не так заговоришь. А сбежать посередине представления, коротко бросив: «Я сейчас», и пропасть — это, по-твоему, нормально, да?
— Миш, я по делу, не сердись.
— Лена, по какому делу? Ты в цирке, а не на работе.
— Миш, я всегда на работе. Где бы я ни была, понимаешь.
— Нет, не понимаю. Ты в цирке, что ли, преступников ловишь?
— И в цирке тоже.
— Мне кажется, у тебя паранойя. — Миша сделал шаг назад и пристально посмотрел на неё. — С этим надо что-то делать.
— Поздно, Миша, поздно. Меня легче убить, чем исправить, — сокрушённо покачала головой Лена, выпятив нижнюю губу.
— Ладно, придётся любить тебя такой, какая ты есть, больше ничего не остаётся.
— Придётся.
До припаркованной машины оставалось пройти сто метров. С ночного неба сыпал мелкий колючий дождик. Лена подняла голову вверх, подставляя лицо холодным капелькам.
— Миш, а мне звание присвоили. Младшего лейтенанта.
— Фьюить, — присвистнул Михаил. — Это надо отметить. Поехали, что-нибудь купим по дороге.
— Подожди. — Лена остановилась возле стеклянной витрины магазина «Офис» и принялась что-то внимательно рассматривать.
— Ну ты чего?
— Да нет, ничего. — Перепрыгнув лужицу, она заскочила в авто. — Поехали.
Глава третья
Статистика — наука, с которой спорить сложно. Если сказано, что с утра в понедельник шестьдесят процентов людей соображают плохо, то остаётся одно — подчиниться. А куда деваться, если отовсюду только и слышишь, какой он ужасный — этот понедельник. Садишься в лифт, сосед с помятым лицом сокрушённо тебе: «Ну вот, опять понедельник!». Включаешь магнитолу в авто, оттуда язвительный голос радиоведущего: «Ох, ох, ох, опять начало трудовой недели» (а разве можно не поверить радиоведущему?). Придёшь на работу, коллеги сочувственно: «Ну что, впрягайся, до выходных теперь далеко». Вот и поддаёшься всеобщему настроению, начинаешь подстраиваться, плохо соображать и демонстративно ненавидеть понедельники. А может, правы те страны, в которых неделя начинается с воскресенья, и отношение у них к понедельнику другое?
Лена Рязанцева относилась к тем сорока процентам, которые не только хорошо соображают в этот день, но и считают его лучшим днём недели. Секрет такой любви прост — ей нравилась её работа. Поэтому и воспринимала понедельники с энтузиазмом, ехала на работу, строя планы на всю неделю, и чувствовала себя счастливейшей из людей.
Утро понедельника в кабинете Махоркина начиналось с совещания. Стрелки на часах показывали начало десятого, в кабинете собралась почти вся группа по расследованию убийства двойняшек (так между собой называли оперативники дело братьев Козявиных), не хватало только Рязанцевой.
— Ну и где наш младший лейтенант ходит? — Волков многозначительно уставился на циферблат настенных часов. — Или всё, звание получила, теперь можно расслабиться и на работу не ходить?
— Откуда ты про звание знаешь? — удивился Махоркин.
— Да ладно тебе, все уже знают. И про твоё тоже. Чего скрываешь-то, проставляться не хочешь? — ухмыльнулся Волков.
— Ну, раз вы уже всё знаете, то первый пункт пропускаем и переходим ко второму. — Махоркин достал из кармана мобильник. — Осталось только выяснить, где Рязанцева.
— Да вон она. Бежит. Торопится. Чего-то тащит. — Ревин кивнул в окно.
Лена спешила, неудобная ноша всё время норовила выскользнуть из рук, к тому же ремешок сумочки постоянно соскальзывал с плеча, приходилось останавливаться и поправлять его.
— Что это она несёт? — удивлённо спросил Махоркин, разглядывая длинные металлические ножки непонятной конструкции.
— Что, что, стремянку, — ответил Волков.
— Стремянка-то ей зачем? — с сомнением в голосе спросил Котов.
— Как зачем? Чтоб на нас сверху вниз смотреть, она же теперь при звании, — глупо захихикал Волков.
— Вместо того, чтобы ржать, пошёл бы помог девушке, — Котов направился к двери.
— Я сам, — остановил его Махоркин. — А то вы сейчас все разбежитесь.
Тяжёлая входная дверь распахнулась как раз в тот момент, когда Рязанцева приставила странную конструкцию к стене и протянула руку, чтобы открыть дверь. На пороге стоял Махоркин.
— Александр Васильевич, здравствуйте, подержите, пожалуйста, двери, а то мне самой не справиться, — скомандовала запыхавшаяся Рязанцева.
— Давайте наоборот, вы держите дверь,
